История Роллинг Стоунз - Глава вторая и третья

ГЛАВА ВТОРАЯ
В те ранние дни наиболее решительно настроенным на успех из "Роллинг Стоунз" был Брайан Джонс, который считал группу своей. В конце концов именно он поместил то объявление в "Джаз Ньюс", и именно он хотел сформировать новую группу, тогда как Мик, Кит, Чарли все еще были счастливы работать с Алексисом Корнером. И именно он прилагал самые большие усилия, чтобы воочию увидеть Корнера, почти каждую неделю приезжая из Челтнема, пока не нашел себе квартиру и стал первым членом коммуны для обретения полной независимости. Наряду с решительностью Джонса отличала также загадочность – даже для ближайших друзей -они не могли понять его, хотя все соглашались, что он обаятельный, компанейский парень, который нравится женщинам и может поговорить почти на любую тему. Джонс был весельчаком, но в то же время он принес тем беднягам, которым пришлось иметь с ним дело, больше горя и несчастья, чем любой другой музыкант, когда-либо работавший в британском музыкальном бизнесе. В ретроспекции его жизнь кажется жалкой и пустой, и это печально, ведь он мог предложить гораздо больше.
Из моих случайных встреч с ним и бесед со многими людьми, которые работали с ним и знали его близко, у меня сложилось такое впечатление, что он, видимо, нуждался в длительном психиатрическом лечении задолго до вступления в "Роллинг Стоунз". Еще при его жизни Георгио Гомельский говорил мне, что считает Брайана очень больным, и назвал его "мальчиком, которому надо лечиться, у него реакция ненормального человека".
Даже сегодня я не собираюсь раскрывать всего, что знаю о нем, потому что это было бы неприятно, и теперь, когда его нет, лучше не расстраивать тех, кто вспоминает о нем с любовью (а таких много), однако следует отметить, что мало найдется людей, которые стали народными героями более незаслуженно, чем Луис Брайан Хопкин-Джонс, человек,  редко совершавший благородные поступки, оставивший после себя по крайней мере шесть внебрачных детей от разных женщин, пренебрегавший заботой о своих детях, зачастую беспечно обходившийся с их матерями, имевший бесчисленные сексуальные связи, бывший отъявленным лжецом и постоянно провоцировавший своих друзей к наркомании.
И все же в начале 60-х Джонс был человеком, покорившим весь мир. Несколько лет спустя, когда Джонс в очередной раз был обвинен в наркомании, сам господин главный судья лорд Паркер назвал его "очень интеллигентным молодым человеком".
Родился Брайан в Челтнеме 28 февраля, вероятно, 1942 года (он часто лгал о своем возрасте и росте), и был первым ребенком мистера и миссис Луис Хопкин-Джонс. Сестра Брайана, Барбара, родилась через четыре года. Его отец учился в университете, получил степень бакалавра наук и работал инженером в авиационной промышленности. Он был органистом в местной церкви и являлся руководителем хора. В школе Брайан был лучшим учеником, предполагалось, что он поступит в университет и выучится, возможно, на дантиста. Он занял призовое место в Челтнемской классической школе и добился исключительных результатов в аттестате зрелости – девять зачетов по обычной программе и два по повышенной. Но, к огорчению семьи, Джонс пренебрег возможностями, открывшимися перед ним, и начал перескакивать от одной бесперспективной работы к другой. Он работал за прилавком магазина пластинок, который вскоре обанкротился, у оптика, затем в отделе спорттоваров и на заводе в Брокуорте близ Челтнема (однажды утром фургон, в котором его подвозил на работу другой рабочий, перевернулся, и он повредил ногу и потерял зуб). Его первый внебрачный ребенок родился от 14-летней школьницы, которая отдала сына на воспитание в чужую семью; второй родился от 16-летней девушки, с которой он познакомился в местном кофейном баре. Пока обе они были беременны, он продолжал крутить с другими девушками и менял одну работу за другой, короткое время работал углекопом, затем кондуктором автобуса, пока наконец не поступил в феврале 1961 стажером в Архитектурное отделение совета графства Глостершир. Он делил свое свободное время между игрой в местной группе "Рэмродс" и мечтаниями в кофейном баре "Ацтек", где постоянно твердил своим друзьям, что больше всего хочет поехать в Лондон, играть в группе и стать звездой. Несколько лет спустя в интервью для "Диск Уикли" Джонс сказал: "Должно быть, вы назовете меня маленьким бунтарем. Мой отец хотел, чтобы я поступил в университет, но я и не подумал. 13 И мне не нравилась идея работать на кого-то, кто будет моим хозяином". Для "Нью Мюзикл Экспресс" он оказал: "Я начал бездельничать и увлекся выпивкой, девочками и шмотками, так что бросил все к черту и делал то, что мне нравилось. То, что погубило многих людей, оказалось для чем благотворным. Я восстал против всего, во что меня заставляли верить". Он даже утверждал, что целый год мотался автостопом по континенту. После ссоры с родителями он переехал в квартиру на Парабола Роуд в Челтнеме, а затем в другую, на Питфилд Сквер, и регулярно ходил в джазовый клуб на Бишопс Клив, с которым его группе удалось заключить соглашение.
Теперь, довольный своей работой, он надеялся получить образование в местном художественном колледже. Ему предложили место, но затем взяли предложение обратно: "Видимо, кто-то написал в колледж, что Брайан шалопут и бездельник", – говорила мать его второго ребенка Пат Эндрюс.
Музыка стала занимать главное место в его жизни. Он начал играть на гитаре вскоре после окончания школы. "Сначала я думала, что это просто хобби, – говорит его мать миссис Луиза Джонс. – Он всегда увлекался музыкой и стал играть на рояле в 6 лет. В 12 лет Брайан вступил в школьный оркестр и учился играть на кларнете, но не думаю, чтобы с тех пор он часто брался за него, в школе он очень увлекался спортом, особенно крикетом, настольным теннисом и дзю-до, но настоящих успехов он добился в прыжках в воду, хотя, собственно, плаванье не очень интересовало его". Теперь эти былые увлечения были забыты, но, как и многие другие молодые музыканты, живущие вдали от Лондона, Брайан не имел понятия, как можно перебраться в большой город и добиться там контракта. Его шанс пришел в 1961, когда Корнер отыграл концерт в Челтнеме вместе с Крисом Барбером, а потом побеседовал о Брайаном в распивочной через дорогу от клуба. В разговоре Брайан показал себя не по годам зрелым, Корнера сразу поразил его энтузиазм и познания в ритм-энд-блюзе. Они разговорились о гитарах и разных музыкантах, и Брайан заметил, как сложно решить, какой шаг предпринять дальше. Корнер предложил найти ему работу и сказал, что он может остановиться у него, пока не найдет себе квартиру. После этого Брайан поддерживал связь с Корнером по телефону и стал регулярно наезжать в Лондон, чтобы посмотреть выступления "Блюз Инкорпорейтед" в клубе в Илинге. Наконец он бросил все дела в Челтнеме и переехал в квартиру на Уич Роуд в западном Хампстеде (фешенебельный район Лондона) с матерью своего второго ребенка Пат Эндрюс. Потом он снимал квартиру на Паунс
Сквер в Ноттинг Хилл (бедный район Лондона) и на Эдит Гроув в Фулеме (исторический район Лондона). Сначала Брайан работал в спортивном отделе универмага "Уайтлиз", а затем в Государственном универмаге на улице Стренд, а Пат тем временем нашла работу в прачечной. На двоих они зарабатывали 15-17 фунтов в неделю, большую часть которых тратили на диски и посещение разных джазовых клубов.
В клубе в Илинге Корнер познакомил Брайана со своим ударником Чарли, с Миком Джаггером, который изредка пел с "Блюз Инкорпорейтед", с Китом Ричардом, который иногда садился за гитару. После они стали встречаться регулярно, и вскоре заговорили о сформировании совместной группы. Так они и сделали, назвав себя "Rollin Stones" (с апострофом) и стали репетировать в пабе в Сохо (центральный район Лондона). Билл Уаймен пришел по объявлению в музыкальной газете, спустя несколько месяцев появился и Чарли Уоттс.
Когда к ним пришел успех, Брайан отреагировал на его гнет иначе, чем остальные. "Брайан был исполнен решимости стать звездой любой ценой, – рассказывал мне однажды Гомельский. – Когда они выступали в Ричмонде, Брайан был их движущей силой. Он постоянно приставал ко мне с просьбой составить письменный контракт, но я не верил в это. Помнится, когда "Битлз" выступали в Альберт Холле, и Брайан прошел через служебный вход, его приняли за "битла", и он был тут же окружен толпой. Ему понравилось это, и потом он сказал мне: "Георгио, это было приятное ощущение, вот так и должно быть!". Разумеется, "Битлз" довелось увидеть "Роллинг Стоунз" в Ричмонде, и они сочли группу замечательной. Много раз Джон и Пол наведывались ко мне на суп и яичницу, и до раннего утра болтали с "Роллинг Стоунз" о музыке. Затем мы расширили помещение клуба, и я решил снять фильм о нашем первом концерте. Я только-только закончил его, когда умер мой отец, и мне надо было позаботиться о похоронах. Когда я вернулся в Англию, фильм готов к показу, и мы все вместе собрались у меня посмотреть его. Последним пришел Брайан, он привел с собой странного молодого человека по имени Луг. Я спросил, кто это, и Брайан сказал мне, что это его старый школьный друг из Челтнема. Затем я узнал, что "Роллинг Стоунз" подписали контракт с этим Лугом, и открыл, что его настоящее имя – Эндрю Луг Олдхэм... Я считал, что между нами существует устная договоренность, и почувствовал себя очень обиженным, когда они ушли, я жутко расстроился."
Когда их диски стали пользоваться постоянным успехом, расходились большими тиражами и заставляли антрепренеров ангажировать их на гастроли, Брайан, казалось, отнесся к этому спокойно, с увеличением доходов он переменил образ жизни, переехал в хорошо обставленную квартиру в Челси, и тем самым перешел в другой социальный мир. В то время у него был, видимо, самый широкий из "Роллинг Стоунз" круг друзей, поскольку он не привередничал и проводил с друзьями большинство вечеров в неделю, и эти вечера обычно заканчивались у него дома в Челси. Пол Маккартни, Гордон Уоллер, Джимми Пейдж были завсегдатаями в его доме, а он – в их, из вечера в вечер.
Его дружба была глубокой и искренней, он был щедрым хозяином, не имел религиозных или расовых предрассудков (он ненавидел предубеждения против цвета кожи), мог помочь любому, если это было в его силах, мог часами говорить о политике и социальных проблемах, и, в отличие от многих, кто занимался музыкальным бизнесом, редко выглядел неряшливым – он имел в своем гардеробе несколько костюмов-троек, набор хорошо скроенных рубашек и шелковых галстуков, и был тактичен в обществе, чего явно не хватало многим его современникам. Но под всем этим скрывались страшная запутанность, ненадежность, острое чувство стыда за свой рост, ревность к любой девушке, которая была с ним в тот момент, и бурный энтузиазм к разным идеям, которые редко привлекали его внимание надолго.
Одной из его тайных страстей были автобусы – он обладал чуть ли не энциклопедическими познаниями в том, когда и какая корпорация приобрела тот или иной автобус, куда они ходят, сколько миль они проходят на одном галлоне топлива, какие у них номера, где они изготовлены, каковы их неполадки (он редко говорил на эту тему, потому что не выносил насмешек). Когда у него завелись большие деньги, он даже начал покупать понравившиеся автобусы. Я хорошо помню панику, когда однажды я был в конторе его менеджера и позвонил какой-то человек, который продал Брайану двухэтажный автобус – он спрашивал, куда его доставить. Никто на знал, что ответить, ведь Брайан жил в крошечной квартирке в Челси без гаража!
Этот поразительно непрактичный склад ума проявлялся и в другом. Он вечно планировал новые компании, новые предприятия и новые группы, разжигая постоянные слухи в музыкальных кругах о том, что он оставляет "Роллинг Стоунз". Если группа приезжала в Париж, то на несколько дней Париж становился единственной темой его разговоров и он рассказывал всем своим друзьям, что собирается поселиться здесь, но на следующей неделе это мог быть Амстердам, Мюнхен, Нью-Йорк, Брюссель! И он воспринимал все это совершенно серьезно, Брайан Джонс никогда не выносил насмешек.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
У истоков "Роллинг Стоунз" стояла еще одна личность с весьма развитым честолюбием – Мик Джаггер. Он был их певцом и, кроме гармоники, не играл на сцене ни на каком инструменте. Но это не имело значения, одно его присутствие на сцене с его выпяченными губами и жеманными телодвижениями давало группе больше, чем любой другой отдельный фактор. Что же касается поклонников и прессы, то он стал "тем самым Стоуном", каждое злоключение которого отмечалось в утренних газетах. У Мика была одна черта, редкая для артиста (но только не сегодня): он внимательно прочитывал все контракты, подписанные "Роллинг Стоунз", хотя они дожили до тех времен, когда пожалели, что подписали некоторые из них. Несмотря на свой имедж бунтаря, лидера молодежи, Мик вырос в мирной и приличной среднебуржуазной семье, жившей в просторном белокаменном особняке в Уилмингтоне, на окраине Дартфорда, в графстве Кент, где он вместе о младшим братом Крисом был воспитан своими родителями – Джо и Евой Джаггерами. Его отец преподавал физику и читал лекции в университете, и он поощрял в сыне любовь к наукам. Мику было всего 17 лет, когда он получил право на поступление в Лондонскую школу экономики от Дартфортской классической школы.
"У меня всегда было такое чувство, что из Мика выйдет толк, – говорит его мать. – В детстве он поначалу был очень бесшабашным, но потом у него появился интерес к деньгам. Это всегда поражало нас. Деньги обычно не интересуют маленьких мальчиков, но с Миком было не так. Он не хотел быть летчиком или машинистом – он хотел побольше денег! Он неожиданно понял, что хотя все еще может стать юристом или политическим деятелем, как полагала я, но денежная компенсация придет настолько поздно, что он уже будет слишком стар для того, чтобы насладиться ею. Мик сразу же решил включиться в погоню за "быстрыми деньгами". Он сказал мне, что бросает занятия в университете. Помню, я на целые месяцы потеряла контакт с ним."
Мистера и миссис Джаггер, как и родителей Джонса, можно простить и понять, если они сочли, что Мик упустил все свои шансы – как и Брайан, он мог получить хорошее университетское образование. Но хотя он постоянно засиживался допоздна над каким-нибудь эссе, поразившим его воображение, или над книгой, показавшейся ему необходимой, Мику не очень нравилась мысль провести в учебе годы. Его брат Крис однажды рассказал мне, что он помнит о Мике в ту пору.
"Мик не был ярым любителем школы, – говорил он. -Больше всего он ненавидел обязательные игры, плохие школьные обеды и школьную форму. Постоянно, один-два раза в неделю, его ловили без школьной фуражки, и в наказание ему приходилось помногу раз переписывать дополнительные задания. А эти обеды! Мальчишки поднимали их на смех! Когда увольнялась повариха, проработавшая около 30 лет, Мик и его друзья решили, что ей еще многому нужно научиться, и подарили ей поваренную книгу!
Он здорово показал себя в спортивных играх, правда, не в таких грубых, как регби. Больше в баскетболе и бадминтоне. Он также увлекался крикетом и несколько раз выступал за первый состав – но только в будние дни. Он предпочитал не связывать свои выходные со школьным спортом. Уже тогда он помешался на музыке. Ему было около 15 лет, когда в Англии началось повальное увлечение скиффлом, и он сформировал пару собственных групп. У нас дома до сих пор хранится одна из тетрадей Мика, в которой он написал эссе, как формируется скиффл-группа. "Прежде всего, – писал он, – нужно найти кого-нибудь, кто здорово поет, и пару гитаристов, умеющих играть хорошие, сильные аккорды". Свою первую гитару он купил, когда мы все отдыхали в Испании, но гитара оказалась не очень хорошей и лежала без дела, почти новая, в углу моей спальни с одной струной и шнурком от старой пижамы Мика, повязанным вокруг шейки. И все же он извлекал из нее весьма приятные звуки. А когда Кит и Дик Тейлор начинали учиться играть, он уже переключился на гармонику и пение – тогда его еще не называли Миком. Мы все звали его Майклом. Он ненавидел имя Мик, и я пользовался им только когда дразнился. Но после школы это имя словно приклеилось."
Когда "Роллинг Стоунз" начали записываться, Мик стал чем-то вроде местного героя в своей старой школе, Дартфордской классической. На празднованиях Дня учредителей, когда зачитывались имена всех знаменитых выпускников школы, из глубины зала раздались крики: "А как же насчет Мика Джаггера?" Из его старых учебников были вырезаны все подписи, а один мальчуган даже отпилил кусок старой парты Мика, на которой тот вырезал свое имя.
"Когда Мик еще жил дома, он обычно на каникулы находил себе какую-нибудь работу, – рассказывал Крис. – Однажды он даже работал уборщиком в местной психиатрической лечебнице. Во время учебы в ЛШЭ Мик ушел из дома и переехал в квартиру на Эдит Гроув вместе с Брайаном и Китом. Это была настоящая дыра, но дыра уютная. Иногда я останавливался у них. Это была грязная и маленькая квартирка, всего две комнаты. Главным предметом мебели был проигрыватель, а единственным источником освещения – голая электрическая лампочка посреди потолка."
Мика и остальных регулярно навещал также Йан Стюарт, первоначально шестой член "Роллинг Стоунз", игравший на рояле. Он обычно возил их всех на концерты в своем фольксвагене, который купил, продав все акции, приобретенные им в качестве служащего Имперского химического треста, когда сотрудники сговорились стать акционерами компании. "Я заезжал за ними каждый вечер, и к тому времени они помирали с голоду, мы с Биллом покупали им продукты на те мизерные деньги, которые откладывали с зарплаты. Я обычно приезжал прямо с работы, в 6 вечера, и они все еще валялись в постели. Они пережили там суровую зиму, и поскольку у них не было денег на электричество и на питание, они просто весь день лежали в постели, чтобы не замерзнуть."
"Они вечно устраивали хохмы. Одной из самых грубых была с туалетом. Бачок был опутан проводами, и любому, кто заходил туда, казалось, что они составляют часть своеобразной усилительной системы "Роллинг Стоунз", но в действительности провода соединяли микрофон в туалете с магнитофоном в другой комнате, который отзывался соответствующим образом, к великому смущению посетителя." Другая шутка была сыграна с Брайаном Джонсом, работавшим тогда в магазине пластинок. Однажды какая-то женщина сдала свой старый граммофон в счет оплаты новой модели, и его отдали Брайану. Ему он очень понравился, и он принес его на Эдит Гроув, а потом однажды вечером, когда он включил его, сверкнула вспышка и пошел дым. Кит включил заземление в розетку! "Месяцами Мик и Кит надрывали животики всякий раз, когда Брайан заводил разговор о ремонте своего проигрывателя, но он так и не понял, над чем они смеялись, – рассказывал Стюарт. – В другой раз, когда мы были на гастролях, постель Брайана уделали яблочным пирогом, и это ему тоже не понравилось!"
Единственным человеком, который предвидел их успех, когда трое из них жили на Эдит Гроув, была женщина по имени Джудит Кредланд, дипломированный фармацевт, жившая в квартире под ними. Тогда у "Роллинг Стоунз" не было ни гроша. "Если когда-нибудь в доме и находилась какая-то пища, то это были всего несколько булочек и пачка маргарина, это в лучшие времена, – рассказывал Йан Стюарт. -Они жили на кофе, и самый большой кризис наступал, когда кончалась банка кофе. Джуди всегда выручала их. В три-четыре утра они прокрадывались на ее кухню за лишней банкой и оставляли долговые расписки, не желая будить ее. Джуди была чудесной женщиной и делала все, чтобы помочь ребятам. Она часто заходила посидеть с нами по вечерам. готовила кофе и слушала диски. Ее любимым увлечением была хиромантия, и однажды вечером она погадала нам всем по очереди.
Она взяла в свою руку ладонь Мика, и когда он раскрыл пальцы, с изумлением выдохнула: "У тебя судьба знаменитого человека, все говорит об этом!" Кит и Брайан засмеялись. Никто из нас тогда не воспринял это всерьез. Но с тех пор Мик часто говорит об этом, и Джуди по-прежнему наш хороший друг. Сейчас она живет в Лос-Анжелесе и мы часто навещаем ее каждый раз, когда бываем там."
Что за человек был Мик в ту пору? Как он изменился с детства? У разных людей, которые знали его в кругу семьи и вне ее, сложились разные впечатления. "Он очень эмоционален, и если его огорчить, глубоко переживает, -сказал мне однажды Йан Стюарт. – Инциденты вроде того гадания производят на него длительное впечатление. Такой уж у него характер, но в то же время он превосходный бизнесмен. Он проверяет каждую сделку и изучает все контракты "Роллинг Стоунз" прежде, чем они будут подписаны."
В интервью для ныне не существующего журнала "Тудей" мать Мика, миссис Ева Джаггер, сказала, что он был "бунтарем не больше, чем любой другой мальчик в его возрасте", и вспоминала, что первый интерес к музыке у него проявился, когда он еще ребенком пел сам себе песни, чтобы заснуть. Потом он полюбил военные оркестры, и бабушка постоянно водила его послушать оркестр местной Армии спасения.
"Мик никогда не был особенно экспансивным, – сказала миссис Джаггер, – он не показывал своих чувств, но я знаю, что он любил свою семью и всегда был заботливым. Если он решал заночевать у друга, он никогда не забывал позвонить и предупредить меня." По другому случаю миссис Джаггер припоминала: "Он прошел через увлечение Тарзаном, когда мальчишки перемахивали с ветки на ветку, издавая громкие крики и вопли. Временами они ужасали меня, часами сидя на каком-нибудь дереве. Я всегда боялась, что они свалятся, большей частью Мик был хорошим мальчиком, исключая один период, года в четыре. Помню, мы были в отпуске и однажды гуляли на пляже, и Мик разрушал каждый попавшийся песочный замок, даже те, которые детишки еще строили."
"Он всегда интересовался поп-музыкой и слушал диски часами. Поставив песню на проигрыватель всего пару раз, он уже знал слова и мог спеть ее, – продолжала миссис Джаггер. – Но не думаю, чтобы Мик относился к музыке как к своей карьере, пока не начал упражняться с Китом и Диком. Должна признаться, когда он стал выступать с "Роллинг Стоунз", я очень беспокоилась. Во всем этом, казалось, не было никакого будущего, и это занимало все его время."
Крисси Шримптон, сестра знаменитой манекенщицы Джин Шримптон и одна из первых подружек Мика (в начале 60-х они долгое время были неразлучны, ожидалось, что они поженятся), увидела другую сторону Мика. В то время она рассказывала мне: "Мне хочется ухаживать за ним. Когда я впервые увидела его – в телепередаче о участием "Роллинг Стоунз", он показался мне худеньким, больным и несчастным, я подумала, что ему очень нужен кто-нибудь, кто встряхнул бы его. Нас познакомили на вечеринке через несколько недель, и мы сразу влюбились друг в друга так, что временами мне хотелось кричать. Мик часто не ел по несколько дней – не потому, что не было возможности, просто он не умел организовать свою жизнь. Он являлся на свидание с опозданием по крайней мере часа на два, и говорил тогда очень мало – просто сидел, уставившись с легкой улыбкой на губах. Прошло три месяца, прежде чем я поняла, что Мик не чокнутый и не нуждается в психиатре. Просто он увяз в "Роллинг Стоунз". Если у Брайана появлялась проблема, они разрешали ее все вместе. В этом отношении они не были индивидуалистами: что случалось с одним – случалось со всеми."
"Мик заходил за мной чтобы пойти в кино, и стоял в дверях, застенчиво улыбаясь и всем своим видом напоминал заблудившегося маленького мальчика. Я часто спрашивала, ел ли он что-нибудь, и он весело отбарабанивал мне список блюд, которые отведал в последние 24 часа. Но вскоре я научилась, на чем его можно поймать. Он из тех людей, которые не умеют врать. Когда такое случалось, я отчитывала его, надевала фартук и начинала готовить. Не могу припомнить, сколько раз наши свидания проходили на кухне. Уверена, что это я изменила стиль одежды Мика. Когда я впервые узнала его, он носил все, что угодно, только не элегантное, выбирая самые невообразимые и ненормальные наряды, занашивая их до такого состояния, что они падали с плеч. Когда мы стали вместе ходить по магазинам, я подговаривала, чтобы он тратил как можно больше денег на одежду. Если ему понравилась рубашка, я уговаривала купить две или три, но не одну. Постепенно я заметила в нем изменения. Теперь он носит изящные спортивные куртки и отутюженные узкие брюки. У него также есть хороший комплект галстуков."
С развитием карьеры "Роллинг Стоунз" в 1963-65 годы кругозор Мика расширился, хотя его родители отметили, что его старый интерес к политике вроде бы слабеет. В свободное время он уезжал в Бекингем-шир учиться верховой езде вместе о Крисси Шримптон на ферме ее родителей, временами он исчезал на несколько дней, отправляясь на континент, чтобы побродить по художественным галереям и музеям, он увлекся теннисом, жадно следил по ТВ за Уимблдонскими играми. Посещая Австралию и США с "Роллинг Стоунз", он пристрастился к водным лыжам. Если верно то, что о человеке можно судить по его друзьям, то и тут появились признаки роста его личности. По вечерам его можно было увидеть в ресторанах Челси вроде "Кассероул", где он обедал, а затем он направлялся в популярные тогда клубы "Ад Либ", "Кромвельский". "Иногда он просто остается дома и слушает диски, – рассказывал Крис Джаггер, – когда он вернулся из последней поездки в США, он бредил джазовым органистом по имени Джон Паттен. Он также восторгался Чарли Мингусом и собрал большую коллекцию дисков спиричуэлов я госпелов. Одна из немногих групп, на которых он по-настоящему помешался – это "Ху". Некоторое время он жил у Дэвида Бейли, фотографа, который стал одним из самых близких его друзей.
Другими близкими друзьями были также "Битлз", особенно Леннон, с которым Джаггер, казалось, чувствовал особую духовную близость.
"Они так хорошо ладили друг с другом, потому что они оба интересные собеседники, – сказал Крис Джаггер. – Джон учился в художественном колледже и одно время хотел стать журналистом. Мик ходил в университет и разделял его интерес к искусству и музыке, как-то раз Джон остался у Мика на всю ночь слушать диски, которые он привез из США. Джон ушел около 6 утра, когда уже начали разъезжать молочники, и нигде не мог поймать такси, так что поехал домой в метро через весь Лондон в толпе уборщиков, направлявшихся на работу, и никто из них не узнал его."